Линеал выстрелил, над его носом раскрылся дымный цветок, но звук выстрела достиг "Селезня" только через несколько ударов сердца. И тут же со спины Китёнка сорвались вспугнутые чайки, криком оглушая и матросов, и столпившихся на корме офицеров. Юхан выругался. Да их тысячи, или это со страху мерещится? Брачный сезон у них, что ли?! - Их здесь всегда так много?! - не сдержался Фельсенбург, задирая голову. Гудрун вырвалась, встопорщила шерсть и зло зашипела. Добряку нечего было ответить, и он повернулся к Ледяному, но тот любовался "Верной звездой".. - Их всё время много, - наконец сказал он. - С первого дня. Щека со шрамом едва заметно дёрнулась, пальцы крепче сжались на подзорной трубе. Линеал снова выстрелил, на этот раз ближе и громче, вода вспенилась в полусотне бье от "Селезня" и пошла кругами. Только начавшие успокаиваться чайки загомонили снова, крича яростно, недобро. А потом ринулись на "Верную звезду". Юхану не показалось. Их правда были тысячи. Что происходило на линеале, отсюда было не разглядеть. Прошло несколько минут, прежде чем белое облако крыльев полностью окружило его. - Шкипер. Вы обещали доставить нас в Седые земли, - напомнил Кальдмеер, отворачиваясь от "Верной звезды". Холодные глаза скользнули по лицу Добряка, но ему показалось - сквозь. - Приступайте. Ледяной, может, адмиралом уже не был, но с таким тоном не спорят. Добряк и не сомневался, что Бермессеру пока не до них, но вопроса всё равно не удержал: - Что это было? Кальдмеер остановился у трапа. - А вы не поняли? - не оборачиваясь, спросил он. - Это был Западный флот.
Извините, автор, у вас вышло очень красиво и трагично, но продолжение напрашивается - Абордаж - это всегда неопрятно, но не до такой же степени! - Вальдес некуртуазно зажал нос и скомандовал: - Поворачиваем! Безуспешно стараясь задержать дыхание, Луитджи навел подзорную трубу на шканцы несостоявшейся добычи. Кто-то блевал, перевесившись через перила. Еще один гусь лежал в обмороке, остальные бестолково суетились, стараясь отчистить мундиры, ставшие из иссиня-черных идеально белыми. И только один человек смотрел вслед уходящей "Астэре", комкая в пальцах кружевной платок. На породистом лице читалось плохо скрываемое облегчение.
И вот умер Фельсенбург, стал чайкой... летал на Хексбергом и гадил всем на головы.
Линеал выстрелил, над его носом раскрылся дымный цветок, но звук выстрела достиг "Селезня" только через несколько ударов сердца. И тут же со спины Китёнка сорвались вспугнутые чайки, криком оглушая и матросов, и столпившихся на корме офицеров.
Юхан выругался. Да их тысячи, или это со страху мерещится? Брачный сезон у них, что ли?!
- Их здесь всегда так много?! - не сдержался Фельсенбург, задирая голову. Гудрун вырвалась, встопорщила шерсть и зло зашипела.
Добряку нечего было ответить, и он повернулся к Ледяному, но тот любовался "Верной звездой"..
- Их всё время много, - наконец сказал он. - С первого дня.
Щека со шрамом едва заметно дёрнулась, пальцы крепче сжались на подзорной трубе.
Линеал снова выстрелил, на этот раз ближе и громче, вода вспенилась в полусотне бье от "Селезня" и пошла кругами. Только начавшие успокаиваться чайки загомонили снова, крича яростно, недобро. А потом ринулись на "Верную звезду". Юхану не показалось. Их правда были тысячи.
Что происходило на линеале, отсюда было не разглядеть. Прошло несколько минут, прежде чем белое облако крыльев полностью окружило его.
- Шкипер. Вы обещали доставить нас в Седые земли, - напомнил Кальдмеер, отворачиваясь от "Верной звезды". Холодные глаза скользнули по лицу Добряка, но ему показалось - сквозь. - Приступайте.
Ледяной, может, адмиралом уже не был, но с таким тоном не спорят. Добряк и не сомневался, что Бермессеру пока не до них, но вопроса всё равно не удержал:
- Что это было?
Кальдмеер остановился у трапа.
- А вы не поняли? - не оборачиваясь, спросил он. - Это был Западный флот.
Не заказчик.
- Абордаж - это всегда неопрятно, но не до такой же степени! - Вальдес некуртуазно зажал нос и скомандовал: - Поворачиваем!
Безуспешно стараясь задержать дыхание, Луитджи навел подзорную трубу на шканцы несостоявшейся добычи. Кто-то блевал, перевесившись через перила. Еще один гусь лежал в обмороке, остальные бестолково суетились, стараясь отчистить мундиры, ставшие из иссиня-черных идеально белыми.
И только один человек смотрел вслед уходящей "Астэре", комкая в пальцах кружевной платок. На породистом лице читалось плохо скрываемое облегчение.
И отдельные лучи птичьей любви посылает автору продолжения
автор продолжения